19 июня. У немцев имеется много своих агентов, которые распространяют самые невероятные слухи относительно советских войск. Например, сегодня в институт ортопедии вернулась одна медицинская сестра, которая рассказала моей жене ряд небылиц, будто красные при взятии сёл расстреливают всех тех, кто имел хоть какие-нибудь сношения с немцами, в частности врачей, а также женщин, гулявших с немецкими солдатами. Всё это, очевидно, инспирировано немцами. Но где же правда? Нужно иметь крепкую веру в советскую власть, чтобы не поддаваться этой пропаганде, исходящей якобы от «очевидцев».

Это избиение произвело на меня глубокое впечатление. Я почувствовал особенно остро, насколько немцы жестоки и несправедливы. Они поверили взбалмошной
бабе и не пожелали выслушать меня. Они избили меня как мелкого воришку! И тем не менее я могу благословлять судьбу, что дело окончилось так благополучно для меня. Я думаю, что меня спасло моё знание немецкого языка. Благодаря этому я отделался «только избиением». Могло быть хуже: они могли меня расстрелять или повесить, и жест офицера отнюдь не был шуткой!

Я дал себе слово: впредь я буду по мере сил активно бороться с немцами. Буду делать всё возможное, чтобы вредить этим гадам.

20 июля. Там, где служит мой сын Олег, работает в качестве помощницы повара бывшая актриса. Она ещё молодая и миловидная. Но её лицо и улыбку портит дыра, зияющая на месте нескольких выбитых зубов. Вчера она рассказала по этому поводу следующее. Несколько месяцев тому назад она служила горничной в Frontsammelstelle, гостинице, расположенной неподалёку от Южного вокзала и предназначенной для немцев. Там как-то раз остановилась немецкая «сестра милосердия». Вечером эта немка выставила свои ботинки в коридор, чтобы их почистили. Горничная была очень занята и почистила обувь недостаточно хорошо. Утром раз’ярённая немка позвала горничную и, взявши ботинок за носок, ударила каблуком по лицу горничной. Удар пришёлся по зубам: несколько зубов были выбиты. Немецкие солдаты присутствовали при том, как немецкая «сестра милосердия» избивала русскую женщину. Однако, они не только не защитили актрису, но смеялись при виде этой дикой сцены.

27 июля. Вследствие безденежья я пошёл сегодня на Сумской базар продавать спички, привезённые мною из Германии. Ко мне подошёл высокий, уже довольно пожилой гражданин в сопровождении часового. Истребовав у меня документы и отобрав у меня паспорт, он заявил мне, что за паспортом я должен явиться на биржу труда. Когда я сказал ему, что профессор, он ответил мне нахально:

— Я тоже профессор. Приходите на биржу. Там ваше дело рассмотрят другие профессора.

Кроме того он назвал меня спекулянтом за то, что я продаю несколько коробок спичек.

Мне пришлось пойти в университет и взять новое удостоверение личности, так как старое было просрочено на несколько дней. Затем я пошёл на биржу труда. Там выяснилось, что нахала, который отобрал у меня паспорт, зовут Ковблох. Паспорт мне вернули. Я узнал от толпившихся на бирже граждан, что все эти Ковблохи и компания занимаются гнусными делами. Они отбирают паспорт и если документы не вполне в порядке, они возвращают паспорт только при получении крупных взяток (несколько тысяч рублей или продуктами). Если же человек не способен откупиться, они отправляют его либо на работы в Германию, либо рыть окопы около Харькова. Сколько подобных мерзавцев устроились на тёплые места под крылышком у немцев! Голодные люди продают последнее имущество, чтобы только раздобыть деньги, необходимые, чтобы откупиться и избегнуть посылки на принудительные работы.

28 июля. С 7 декабря 1941 г. в Харькове издаётся на украинском языке газетка «Нова Україна». Это — орган украинских националистов в сотрудничестве с Гестапо. Газета обливает грязью не только всё, что имеет отношение к коммунизму и к советской власти. Она брызжет слюной на всё русское. Величайшие гении человечества — Пушкин, Достоевский, Горький смешиваются с грязью только потому, что они представители могучей русской литературы. В газете сотрудничают безграмотные писаки. Например, в статье, озаглавленной «Таємниця масонства» и напечатанной 12 июля 1942 г. некий Ващенко преподносит своим читателям плоды своих изумительных бредовых откровений. Он попутал, например, историка Тита Ливия с римским императором Титом. В этой же статье говорится о том, что термидорианцы были евреями... Прочтя эту статью, мне захотелось написать в редакцию письмо и высмеять незадачливого автора этой статьи. Но затем я подумал, что с врагами во время войны не полемизируют. Их бьют. Придёт время, когда все эти господа Ващенко ответят перед советской властью. А пока пусть пишут. Чем глупее и безграмотнее, тем лучше.

Я глубоко убеждён в конечной победе советских войск и английской армии. Коммунизм — это будущность человечества. Все победы немцев это — лишь временные победы. Несмотря на их огромные военные успехи, от них в этом году ожидали ещё большего. Если даже советская власть будет принуждена сдать Москву и Ленинград и если наши войска отойдёт к Волге, а затем к Уралу, большевики мира не заключат. Напрасно немцы на это надеятся. Чем большую территорию занимают немцы, тем они слабее, так как оккупация обширных территорий отнимает от фронта огромные силы. Ведь согласно гениальному плану Сталина все главнейшие советские заводы построены на Урале или к востоку от него. Они находятся вне досягаемости немцев. Совершенно очевидно, что немцы напрягают свои последние силы, между тем как сил у русских ещё много, а американцы, те ещё и не начали воевать.

29 июля. В связи с приказом немецкого командования, запрещающего гражданам Харькова ходить в деревню для обмена вещей на продукты, цены на базарах очень резко повысились. Повидимому, немцы собираются всё выкачать из деревни в Германию и поэтому они создают искусственный голод в городах.

30 июля. Повидимому, Гестапо интересуется мною. Сегодня у моей жены был разговор с неким доктором Ворониным (он требует, чтобы его именовали «профессором»). Этот Воронин почти наверняка связан с Гестапо. Он был недавно в Берлине и вернулся оттуда позже меня. Он заявил моей жене, что он беседовал в Берлине с доктором Фастом, помощником доктора Вегнера, и что Фаст будто бы сказал ему, что я — большевик и занимался в русском лагере большевистской пропагандой. Будто бы Фаст спрашивал у Воронина, коммунист ли я и будто бы Фаст жаловался на то, что я оскорбил его, причём на него стучал и т. д. Наконец Воронин заявил моей жене, что он обязательно хочет поговорить со мной лично. Всё это пахнет провокацией и я решил с Ворониным не встречаться. Я убеждён, что он подослан ко мне немецкой тайной полицией.

Как хочется умереть! У меня имеется хлороформ. Авось засну и больше не проснусь*. Жизнь при немцах без всяких перспектив. Она унизительна. Она ужасна. А советские войска сейчас так далеко от Харькова, что было бы бессмысленно рассчитывать на их быстрое возвращение... Это произойдёт, но не скоро. А пока...

31 июля. Мы ужасно питаемся. Денег нет. Я испытываю вечно голод, особенно качественный. Мы никогда не едим ни мяса, ни сахара. Питаемся овощами и чёрным хлебом такого скверного качества, что мы все страдаем поносом.

2 августа. Мой сын рассказал мне сегодня следующее. Немцы и особенно украинские полицейские зверски бьют военнопленных. Мой сын присутствовал, например, при следующей сценке: полицейскому понравилась обувь одного военнопленного. Он подходит к пленному и приказывает снять её. Пленный исполняет приказ недостаточно быстро. Тогда полицейский бьёт его кулаком по лицу... Немцы не терпят украинских полицейских и часто бьют их. Конечно, украинцы сносят безропотно эти побои. Ведь их бьют их хозяева, их «освободители».

Впрочем, недавно Олег тоже двинул по морде одного полицейского. Вообще я против мордобития, но в данном случае я никак не мог осудить моего сына и будь я в его положении и на двадцать лет помоложе, я бы поступил таким же точно образом. Олег возвращался домой в 9 часов вечера. Вдруг на углу Лермонтовской (т. е. совсем близко от своего дома) он слышит окрик:

— Стой!

Из темноты выходит щупленький украинский полицейский с винтовкой и говорит:

— Пред’являй пропуск или давай 300 рублей. А то отведу в комендатуру, там дороже заплатишь.

У Олика с собой пропуска не было. Денег тоже. Он размахнулся и со всей силы дал по морде «представителю порядка». Тот грохнулся на землю. Затем вскочил, бросил винтовку и побежал куда глаза глядят. Олег поднял винтовку, поставил её к забору и быстрым шагом дошёл до нашего дома.

Говорят, что почти все украинские полицейские занимаются подобными вымогательствами и являются настоящими бандитами.

4 августа. С возмущением читал сегодняшний номер украинской газеты «Нова Україна» (№171/188). Он почти целиком посвящён пропаганде, имеющей целью навербовать новых рабочих для работы в Германии. Условия жизни украинских рабочих описываются как идеальные. Если бы я сам собственными глазами не видел в каких адских условиях живут русские рабочие в Германии, как они голодают в лагерях, как их бьют, как они томятся за колючей проволкой, я, прочтя этот номер газеты, поверил бы, что жить в Германии хорошо. Нашлись мерзавцы вроде доктора Веприцкого (подписывается теперь профессором), которые, побывавши в Германии и несомненно видавши все эти ужасы, имеют нахальство заявлять, что нашим рабочим якобы хорошо живётся в немецких лагерях. Какая это подлость! Что касается меня, то я с ужасом вспоминаю, как в лагере для харьковских рабочих в Берлине отёкшие от голода, измученные непосильной работой люди говорили мне с отчаянием: «Ах, доктор! Как нас обманули! Если бы мы только знали, что нас ожидает здесь, мы бы умерли, а не позволили бы себя увезти силой из Харькова...» Без чувства глубокой жалости я не могу вспомнить украинских женщин, которых я встретил на бирже труда в Берлине в тот день, когда туда прибыл их транспорт, выехавший из Харькова 10 апреля 1942 г. Узнавши, что я русский врач, что я не эмигрант, девушки окружили меня и спрашивали: «Неужели нас тут тоже будут бить? Неужели нас и тут будут кормить семячками вместо хлеба, как это делали во время пути? Неужели мы будем жить за проволокой?..» Что я мог им ответить? Бедные они, бедные!

9 августа. Немцы опубликовали сообщение о том, что во время войны с Советской Россией они потеряли убитыми лишь 274.000 человек. Между тем ясно, что их действительные потери во много раз превышают эту цифру.

13 августа. Очень многие ждут прихода советских войск. Ведь так жить больше невозможно. Несмотря на урожай, цены не падают. Жалованье осталось тем же, как и при советской власти, а килограмм хлеба вместо полтора рубля стоит сейчас 120—130 рублей. Ну, разве это мыслимо? Немцы явно зарвались и расчитывают только на свою силу. Нет, голубчики, вы ещё испытаете, что значит гнев великого народа, над которым вы посмели издеваться!

Прибывшие из Воронежа беженцы рассказывают как там хорошо жилось до прихода туда немцев. Всего было вдоволь и хлеба, и сахара, и масла, и конфет. Очевидно, до войны советская власть предусмотрительно сделала огромные запасы.

Я переоцениваю ценности, вернее, я оцениваю те, которые я недооценивал. Сейчас я отдал себе в полной мере отчёт, насколько гениально руководство нашего великого и любимого товарища Сталина. Как замечательно то, что основные заводы были построены либо на Урале, либо за Уралом. Туда немцам не дойти. Ведь в мирное время нужно было всё это предвидеть!

Когда наши вернутся обратно, они вероятно будут относиться к нам подозрительно, будут бояться, что мы пропитались тут немецким духом. Эх, неужели они не поймут, что мы, пережившие ужасы фашистского режима, мы гораздо более большевистски настроены, чем многие из тех, которые эвакуировались на восток и не познали всех ужасов немецкой оккупации!..

16 августа. Говорят, что советские люди повредили электростанцию в Харькове. Факт тот, что трамвай опять не ходит и что электрический свет исчез во многих помещениях. Носятся слухи о том, что немцы повесили директора, инженера, заведующего цехом и одного рабочего электростанции. Не ручаюсь за достоверность этих сведений.

17 августа. Сегодня я выполнил моё первое в жизни революционное действие: я разбросал антифашистские прокламации. Написал я их по-немецки печатными буквами и от руки. Я призывал немецких солдат бросить оружие. В прокламации было написано: «Немецкие солдаты, рабочие и крестьяне. Не воюйте против нас. Мы вам не враги. Боритесь только с вашими собственными капиталистами.» Кроме этого я выписал слова «Интернационала» на немецком языке (припев). Я положил эти прокламации рядом с «Гигантом», огромным зданием, занятым немцами. Часть прокламаций я разбросал на Пушкинской улице, а часть на кладбище по ту сторону «Гиганта». Думаю, что немецкие солдаты неизбежно должны натолкнуться на эти клочки бумаги и прочесть их содержание. К сожалению, я не сумел изменить моего почерка. Если каким-нибудь образом подозрение в разбрасывании прокламаций падёт на меня, я не смогу этого отрицать. Разбрасывание прошло благополучно. Однако, тревожит мысль о возможных последствиях: вдруг немцы арестуют совершенно невинных людей...

* * *

Вот пример того, как немцы издеваются над нами. Прохожу я сегодня по улице Тринклера. Против бывшего военного госпиталя стоят три немецких солдата и флиртуют с тремя девицами. Я шёл медленно, так как чувствовал себя больным и слабым. Вдруг слышу:

— Пст! Алло!

Оборачиваюсь. Немцы указывают мне на землю. У меня в голове промелькнула мысль о том, что у меня вывалились прокламации, которые лежали у меня в кармане. Я посмотрел в указанном направлении, но ничего не увидел. Однако, один немец продолжает показывать на землю пальцем. Тогда я заметил, что он хочет обратить моё внимание на большой окурок сигары, который валялся на земле. Очевидно, он выбросил этот окурок, а затем ему стало жалко, что пропадает так много добра и он, решивши, что я курю, захотел, чтобы я подобрал окурок и поблагодарил его. «Ведь русские — свиньи: они будут рады выкурить и немецкий окурок.» Когда я это понял, я сказал немцу: «Das ist nicht mein!» «Это — не моё!..», желая ему дать понять, что я не допускаю даже мысли подобрать чужой окурок. Этот ответ разочаровал немца. Очевидно, он рассчитывал, что я не только подберу окурок, но и поблагодарю его. Я оказался неблагодарным человеком, не оценившим немецкую «вежливость».

19 августа. Несмотря на урожай, цены не падают. Стакан ржаной муки стоит попрежнему 14 рублей, а стакан пшеницы нового урожая стоит 17 рублей. Два-три килограмма дров (т. е. рубленых досок) продают за 10—15 рублей. А нам нужно ежедневно на 50—60 рублей дров для того, чтобы приготовить обед. Что же делать? Остаётся только одно: красть. Каждый вечер, когда темнеет, я выхожу на Чайковскую улицу и выламываю доски из деревянного тротуара. Если немцы меня поймают, они меня расстреляют. Но что же делать? Не погибать же от голода вследствие невозможности разогреть пищу...

Теперь я начинаю думать, что я совершил ошибку: в октябре 1941 года нужно было эвакуироваться на восток. Но как я мог это сделать! Уже не говоря о том, что я был оставлен на оборону города, моя жена была больна. Олег лежал с вывихом ноги, а я чувствовал себя таким больным и слабым, что не мог бы пройти пешком и трёх вёрст. Да и лучше ли теперь по ту сторону фронта? Немцы распространяют слухи о том, что в СССР — голод. Кому верить? Знаю только одно, что жить в Харькове нестерпимо ужасно.

27 августа. Уже более месяца я заведую анатомическим музеем и кафедрой анатомии медицинского института¹². Я привожу музей в порядок, располагая препараты так, чтобы иллюстрировать эволюционную теорию Дарвина.

Химический корпус университета (ул. Тринклера, 1 — на месте выхода из ст. м. «Госпром»; разрушен в 1943 г.).

Вместе с другими профессорами мединститута я осмотрел недавно помещение химического корпуса¹³, где расположены почти все кафедры медицинского института. Всё оказалось в идеальном порядке. Выяснилось, что медицинский институт может с осени возобновить свою работу. Не прошло и трёх дней после этого осмотра, как дирекция Мединститута получила от немецкого командования предписание освободить в течение 48 часов помещение химического корпуса. Немцы предполагали вселить туда какое-то важное учреждение, чуть ли не какой-то штаб. Началась вакханалия. Всех работников университета, как служителей, так и профессоров, согнали в химический корпус для переноски имущества в Дом государственной промышленности. В виду спешки имущество выбрасывалось в полном беспорядке. Люди наступали на стеклянные приборы, брошенные на пол, давили градуированные пипетки и термометры. Некоторые Служители крали всё ценное и были более заняты набиванием себе карманов, чем переносом предметов. Погибло огромное количество ценнейших приборов. Всё это перевозилось на телегах и сбрасывалось около Дома государственной промышленности. Помещение, отведённое в этом доме, не запиралось и в него легко было проникнуть через окна. Одна ассистентка заходит в комнаты, где было сложено имущество кафедры физики и застаёт внутри комнаты немцев, влезших туда через окна. Словом, от огромного и ценного имущества медицинского института в течение нескольких дней почти ничего не осталось. Любопытнее всего то, что немцы так и не вселились в химический корпус. Здание стоит пустым. Стоило производить разгром ценнейшего имущества? Когда представитель университета обратился в немецкую комендатуру с вопросом, зачем всё это было сделано, ему ответили: «Что делать? — Война!» Это, конечно, лишь отговорка. Не было никакой нужды в том, чтобы уничтожать имущество медицинского института.

Немцы арестовали обербургомистра, профессора Крамаренко и ряд районных бургомистров. Говорят, что причина арестов — крупные взятки, которые брали все эти чиновники. За деньги или за продукты можно было освободиться от принудительной посылки на работы в Германию, от рытья окопов и т. д. Украинские националисты, выдвинутые на видные посты, оказались взяточниками и воришками. Говорят, что немцы их расстреляли. Если это верно, то жалеть о такой мрази не приходится.

4 сентября. Моя дочь учится в 17-й школе. В этой школе применяются розги. Это — факт. Пока пороли только мальчиков, но нет никакой гарантии в том, что директор не сочтёт нужным применять физические воздействия и по отношению к девочкам. Занимается поркой сам директор. Он — украинский националист. Ведёт себя как зверь. Дети его не терпят. Повидимому, он садист. Недавно он собственноручно выпорол мальчика лишь за то, что тот опоздал на занятия. Моя дочь сама видела как он схватил за ухо мальчика, толкнувшего на лестнице своего товарища. Недавно этот мерзавец произнёс речь перед школьниками. Он заявил им, что при большевиках дети якобы голодали, а что теперь они могут вдоволь есть белые булки с маслом. И это говорилось несчастным, истощённым от голода детям, которые со времени прихода немцев в Харьков не видели белой булки и мечтают лишь о куске самого чёрного хлеба. Очевидно, этот тип хотел просто поиздеваться над детьми. Вполне понятно, что эта часть его речи была встречена ироническими замечаниями и смехом.

5 сентября. Г. С. Козырев рассказывал мне, что в Полтавской области крестьяне очень недовольны немцами. Всё начальство, все кому не лень бьют крестьян по лицу. Чуть слово — в зубы. Пример руко-прикладства дал немецкий комендант, а затем этому примеру последовали и староста, и полицейские, и все мелкие чиновники. Жуткое время!..

6 сентября. Я прочёл в газете о том, что в Харькове уже зарегистрировано четыре миллионера. Корреспондент газеты захлёбывается от радости, сообщая этот факт. Между тем вполне ясно, что эти четыре миллионера это — четыре спекулянта, которые нажились на народном бедствии и на голоде, скупая вещи за бесценок и продавая их по дорогой цене. И вот такие мерзавцы являются сейчас в почёте. Впрочем их богатство — относительное. Ведь хлеб стоит сейчас 100 рублей кило. Значит «миллионер» способен на весь свой капитал купить лишь десять тонн хлеба. В заграничном масштабе это маловато.

8 сентября. Ко мне заходил по делу истопник Тихонович. Он рассказал, что на бирже труда получены списки харьковских рабочих, посланных на работу в Германию и скончавшихся там от голода и всевозможных лишений. В списке числится около трёх тысяч человек. На бирже — паника. Чиновники не знают как сообщить об этом населению. На домах расклеены плакаты, призывающие украинских граждан ехать в Германию, где так хорошо и вольно живётся. А тут вдруг такая неприятная и безжалостная действительность: три тысячи харьковских граждан погибли от голода и всевозможных лишений.

11 сентября. В Харькове появилось много немцев в гражданской одежде. Говорят, что в Германии ухудшилось положение с продовольствием. Кроме того англичане и американцы сильно бомбят немецкие города. Видимо, жить в Харькове спокойнее. Ясно, что все эти немцы, приехавшие на Украину, не голодают, ибо они получают прекрасные пайки...

12 сентября. Мой сын был на вокзале и видел поезд, состоящий из товарных вагонов, в которые были погружены украинские женщины. Их отсылают на принудительную работу в Германию. Многих из них схватили на улице. Им не дали возможности зайти домой, взять свои вещи и проститься со своими близкими. У многих из этих женщин дома остались дети. Некоторые женщины рыдают, бьются в истерике. Немцам это, конечно, безразлично. Ведь русские люди в их представлении — это просто скот.

18 сентября. Вскоре после прихода немцев в Харьков таинственно исчезли некоторые профессора, в частноси хирурги Недохлебов, Шевандин и Какушкин. Предполагали, что немцы арестовали их вместе со всеми членами их семьи и расстреляли. Но осталось неизвестным, чем об’ясняется подобное злодеяние. Их квартиры были запечатаны. Недавно немцы сняли печати с квартиры проф. Какушкина и мой сын Олег там побывал. Квартира разграблена немцами. Это подтверждает то обстоятельство, что Какушкин был расстрелян со всеми членами его семьи.

В университете вывешено издевательское об’явление. Предлагается профессорам и преподавателям итти пешком в лес, расположенный километрах в 30 от города, и заняться там рубкой дров. Две трети этих дров нужно сдать государству, а одну треть можно взять себе. Спрашивается: как же довести нарубленные дрова домой. Транспорта нет. Поэтому их нужно было бы нести на плечах или вести на тачке. Ясно, что никто из профессоров, обессиленных длительным голодоманием, не имеет возможности воспользоваться подобным предложением. Вот на каких условиях немцы снабжают профессуру топливом!..

22 сентября. Я занят писанием коротких антифашистских рассказов. Я надеюсь их опубликовать после того, как в Харькове вновь установится советская власть. Пока я написал следующие рассказы: «Месть», «Лучи смерти», «По приказанию партии», «Героиня», «Лиса Патрикеевна», «Миллионер», «Наследство» и др. Думаю посвятить этот сборник нашим героическим партизанам.

Немцы распорядились о том, чтобы были закрыты все кооперативы. Первые взносы не возвращаются. У меня пропало около 500 рублей паевых взносов. Даже в наше время это довольно крупная сумма, почти равная моему месячному жалованью в университете. Вот как немцы охраняют законность.

24 сентября. После установления таксы на продукты все с’естные припасы исчезли с рынка. На базаре продаются лишь фрукты и некоторые (не таксированные) овощи. Продают и мясо, но торговцы нашли способ, чтобы обойти закон. До установления таксы можно было купить прекрасный кусок мяса (мякоть) за 160 или 170 рублей кило, а теперь продают кило мяса за 100—120 рублей, но половину накладывают костей и сухожилий. В общем они не остаются в убытке.

26 сентября. Сегодня опубликован приказ о том, что населению строжайше запрещается пускать к себе ночевать немцев. Видимо, дела немцев ухудшились. Участились случаи дезертирства. Этот приказ должен помочь немецким жандармам обнаруживать дезертиров. В другом приказе запрещается хождение по улицам позже 18Ѕ часов. Очевидно, немцы боятся оживившейся деятельности партизан.

На улице развешан также приказ относительно присуждения какого-то полицейского к тюремному заключению сроком на год за то, что он от одной гражданки потребовал сумму в 6000 рублей за то, чтобы вычеркнуть её из списка лиц, направленных для работы в Германию. Этот приказ свидетельствует о том, что граждане направляются в Германию насильственно, что население осведомлено об адских условиях существования украинских рабочих в Германии, что украинская полиция находится в состоянии полного разложения. Подписавший приказ генерал Рейхель угрожает впредь карать взяточников смертной казнью. Не поможет! Слишком велико происзошедшее разложение.

27 сентября. Начал было перечитывать «Пана Халявского» Квитки Основяненко и должен был бросить. Почти на каждой странице там говорится о пище и о том как её приготовляют. А у меня в животе желудке пусто. Самое вкусное блюдо у нас считается варёная картофель, конечно, без масла. А то всё — кабачки, варенные бобы, морковь... Хорошо ещё, что хлеб есть — Олег приносит. От длительного недоедания все мои мысли — только о разных блюдах. При чтении классиков поражаешься, как много места они уделяли описанию еды и питья. Читать эти произведения на голодный желудок — мучительно. Недавно я перечитывал сочинение Гоголя «Старосветские помещики» и не мог выдержать — бросил чтение. Уж слишком часто Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна поглощали самую разнообразную пищу. Чтение превращалось у меня в сплошное урчание желудка.

1 октября. Украинские националисты всячески стараются поймать в свои сети даже русскую профессуру. Они развивают свою деятельность через культурно-просветительное общество «ПросвЁта». 29 сентября я получил приглашение явиться на заседание в Пропаганда Штафель по поводу издания антисоветских брошюр. Я, конечно, не пошёл на это собрание. А сегодня я получил следующую бумагу, написанную на украинском языке:

Вот дурни! Они, очевидно, надеятся на то, что я буду им писать научно-популярные брошюры, в которых я буду обливать грязью советскую власть. Как был бы удивлён Дубровский, если бы он мог взглянуть в мою душу и убедиться в том, что я готов отдать мою жизнь за советскую власть. Да. Это было бы для него большим сюрпризом.

2 октября. В номере 215/232/ «Нової України» от 25 сентября 1942 г. была напечатана возмутительная статья, озаглавленная «Культурні погляди москалів». В ней говорится о Достоевском. Немец, писавший эту статью, пытается облить грязью великого русского писателя. В частности, говорится о том, что «евреи способствовали невероятной славе Достоевского». И это пишется о Достоевском, который в конце своей жизни был известен своим антисемитизмом. Эта статья вызвала возмущение у русских людей. В университете я случайно слышал разговор между двумя филологами. Оба ругали автора этого пасквиля и удивлялись как подобные статьи могут печататься в местной газете. По-моему, удивляться тут нечему: для украинских националистов, продавшихся немцам, ненавистны не только большевики, но и вся русская культура. Они глубоко ненавидят «москалей», т. е. весь русский народ. Эта кучка оголтелых мракобесов не имеет никакой почвы в украинских массах. Украинский народ несомненно чувствует братскую близость и любовь к великому русскому народу. Истинные украинцы любят и уважают русскую литературу так же, как русские относятся с уважением к украинской культуре. Попытки посеять вражду между русскими и украинцами заранее обречены на провал.

10 октября. Слышал сегодня, что немцы забрали у крестьян весь урожай и даже овощи. У многих крестьян они отбирают и коров. Они выдают крестьянами лишь по 300 гр. хлеба.

Я не единственный профессор научный работник, которого немцы избивали. Прошлой зимой д-р Раевский переносил вещи своей кафедры из Гистологического корпуса, занятого немцами, в Анатомический институт. Явился немец.
«Ты что тут делаешь? Воруешь?»
— «Нет. Это мои вещи».
«Ах, так. Ты ещё и рассуждаешь.»
И немец ударил Раевского по лицу. Мол, знай наших и нашу высокую культуру!

17 октября. Из Германии в Харьков приехало много немцев. Очевидно, в Heimat’е голодно и они прибыли в голодный Харьков подкормиться за счёт населения. Хотя немецкое командование, очевидно, заботится об их пропитании, им приходится знакомиться с некоторыми бытовыми особенностями нашего города. Например, сегодня я не без злорадства видел как один немец в штатском, одетый с иголочки в новый костюм, шёл по Лермонтовской улице с пустым ведром в поисках воды. Вряд ли в Германии ему приходилось заниматься столь низменными делами.

Сегодня ко мне приходила Нина Т-вич с просьбой выдать ей справку о болезни. Её хотят забрать в Германию на работы. Она вполне здоровая девушка. Я её научил, как нужно симулировать ишиас. Мы много раз репетировали то, что она должна будет делать и говорить при различных испытаниях. Я выдал ей также справку о том, что якобы лечил её от ишиаса в течение года. Всё это очень рискованно, так как Нина Т-вич весьма легкомысленная девица и при осмотре её медицинской комиссией она может провалиться. За ложные справки немцы посылают врачей на 3—4 месяца на принудительные работы. Ну, будь что будет. Уходя, Нина Т-вич имела бестактность сунуть мне пачку советских денег. Я отказался их принять. Если я рискую своей головой, я хочу по крайней мере иметь чувство, что делаю это идейно, а не ради 500 или 600 рублей.

По Сумской улице, рядом с базаром, немцы вели около сорока пленных советских матросов. Руки были у них связаны. Они гордо пели «Интернационал» и «Раскинулось море широко». Одного матроса конвойный ударил прикладом, но тот продолжал петь. Люди, глядя на матросов, плакали. Женщины предлагали им хлеба. Но матросы отказывались, говоря, что всё равно их, очевидно, ведут на расстрел. Они голодают уже три дня. Меня глубоко взволновал этот рассказ. Он, повидимому, вполне достоверен, так как я слышал его от двух очевидцев.

Мой сын рассказывал, что недавно по Клочковской улице конвойные вели обезоруженных немецких солдат, которые кричали «Rot Front!». Вероятно, в недрах немецкой армии идёт коммунистическая работа. Ведь одно время в Германии нашлось около пяти миллионов человек, голосовавших за коммунистическую партию. Часть из них осталась верной своим убеждениям. Немецкие коммунисты, очевидно, где-то работают в подполье...

Олег бывает иногда в окрестностях города. Он рассказывает, что число партизан огромно, что в некоторых направлениях немцы могут передвигаться по дорогам лишь крупными вооружёнными отрядами. Крестьяне поддерживают партизан. В одном селе около города Волчанска немцы об’явили реквизицию скота: крестьяне должны были привести на следующий день весь свой скот в определённый пункт. Однако ночью крестьяне угнали весь скот в ближайший лес и передали его партизанам. Утром к сборному пункту пригнали скот лишь староста и несколько кулаков.

Олег знаком с одним пленным командиром РККА, который говорил ему (или хвастался), что он знает место, где закопаны деньги на миллионы рублей. Дело происходило якобы так. При отступлении советской армии около Житомира некоторые части оказались окружёнными немцами. Они пытались пробиться на восток. В одной из этих частей находились три грузовика, груженных советскими денежными купюрами (по 30, 50 и 100 рублей). Было дано распоряжение закопать эти деньги в условном месте. Это поручение было дано трём военным, в том числе и знакомому Олега. Они выбрали поляну в лесу, вырыли большую яму и сложили туда все деньги. После этого они зарыли этот клад, сравняли края ямы с уровнем земли и сделали на деревьях несколько зарубок. Знакомый Олега потерял из вида остальных двух участников этого дела. После войны он намеревается откопать этот многомиллионный клад...